The following text is not a historical study. It is a retelling of the witness’s life story based on the memories recorded in the interview. The story was processed by external collaborators of the Memory of Nations. In some cases, the short biography draws on documents made available by the Security Forces Archives, State District Archives, National Archives, or other institutions. These are used merely to complement the witness’s testimony. The referenced pages of such files are saved in the Documents section.

If you have objections or additions to the text, please contact the chief editor of the Memory of Nations. (michal.smid@ustrcr.cz)

Григорий Пасько Grigori Pasko (* 1962)

• родился 19 мая 1962 года в селе Крещеновка Херсонской области, тогда УССР

• окончил факультет журналистики Львовского военно-политического училища

• служил на Тихоокеанском флоте (ТОФ) в газете «Боевая вахта» во Владивостоке

• в 1997 году был арестован по подозрению в шпионаже, приговорен к четырем годам лишения свободы

• в 1999 году был освобожден, подал обжалование в Верховный суд

• в 2001 году был приговорен военным судом по статье госизмена к четырем годам колонии строгого режима

• в 2002 году вышел на свободу по условно-досрочному освобождению (УДО), лишен воинского звания капитан 2 ранга

• в 2003 году работал корреспондентом «Новой газеты» в Москве, редактором журналов «Экология и право», «Орел и решка», «Град пяти морей»

• в 2004 году окончил заочно юрфак РГГУ

• в 2008 году провел журналистское расследование о строительстве газопровода Nord Stream

• в 2009 году совместно с Центром журналистского образования США открыл школы блогеров и журналистов-расследователей в 40 городах РФ

• в 2010 году стал профессором на журфаке МГУ

• в 2014 году его признали «иноагентом», Фонд Пасько был закрыт

• член ПЕН-клубов: РФ, Швеции, США, Германии — за сборники стихов и книги

• эмигрировал в ЧР, зарегистрировал «Фонд поддержки журналистов-расследователей 19/29»

• разрабатывает кейсы о российских бизнесменах на территории Чехии, сотрудничает с чешскими чиновниками и политиками

Этический бой военного журналиста

Григорий Пасько — военный журналист, чье имя в конце 1990-х—начале 2000-х было в центре внимания прессы. Он вел расследование о сбросах радиоактивных отходов Тихоокеанского флота в Японское море и в 1997 году был обвинен в шпионаже в пользу Японии. Содержался во Владивостокской тюрьме около двух лет, а после обжалования приговора в Верховном суде военный суд его приговорил к колонии строго режима на четыре года, наказание отбывал в Уссурийске.

Фото красивого капитана 2 ранга сменились в прессе тюремными — он не молчал. После условно-досрочного освобождения он оставил флот и переехал в Москву, где стал видным журналистом: сделал ряд важных расследований, открыл 40 школ расследовательской журналистики в городах РФ, преподавал в МГУ.

Одним из первых, в 2014 году, Григорий Пасько получил статус иноагента, закрыл свой Фонд и уехал в эмиграцию в Чехию, где продолжает расследования в отношении российских бизнесменов и сотрудников КГБ, живущих в ЧР.

Был и остается красивым: по корням близкий к земле — разумный, с флотской выправкой. Как и раньше, он говорит о проблемах — экология, право, личность — с этической позиции, ясно и без всякой политкорректности.

Предки из Украины

Григорий Пасько родился 19 мая 1962 года в селе Крещеновка Херсонской области в украинской семье.

Мама, Раиса Кирилловна (в девичестве Мелько), из многодетной сельской семьи, получила только начальное образование, работала поваром в школе, дояркой в колхозе.

Отец, Михаил Григорьевич Пасько, окончил пединститут, Высшую партийную школу, был учителем химии в школе и директором вечерней школы в селе Осокоровка — там преподавал все предметы.

Старший брат Александр (1958), военный медик, служил санинструктором в Чехословакии в танковом полку в городе Брунталь, сейчас живет во Владивостоке, РФ; младший, Николай (1970), служил прапорщиком в Германии, сейчас живет в Санкт-Петербурге, РФ.

Умница и бунтарь

Переехали в село-миллионер Осокоровка, с ним связаны детские воспоминания: как убегал из садика и сидел в школе на папиных уроках, как с братьями помогал маме по хозяйству. Потом страстно коллекционировал марки с изображением произведений живописи, значки, и совсем не по моде — иконы: старушки отдавали, и он их «реставрировал» — натирал луком. Писал стихи на русском и украинском, первые напечатали в газете, когда ему было 12 лет. В 14 лет уже зарабатывал свой рублик статьями в районной газете. Занимался многими видами спорта.

Не любил формализм: собрания, речи, линейки, не носил пионерский галстук и комсомольский значок: «это был элемент приучения к послушанию, стадность, одинаковость — так я воспринимал и воспринимаю до сих пор». Были конфликты с учителем литературы — трактовал персонажи и их поступки не по учебнику.

В 1979 году на республиканском съезде молодых поэтов в Киеве получил рекомендательное письмо для поступления на филфак Киевского университета от мэтров литературы Виталия Коротича и Павло Загребельного. Но, чтобы не обременять родителей, поступил на факультет военной журналистики во Львове — «на казенные харчи».

Учился легко и, главное, стремительно осваивал реалии жизни военных: выезжал на учения и делал репортажи в окружной газете. Пару раз ему грозило отчисление из училища за самовольные отлучки, но как отличника — прощали. Кандидатом в члены КПСС стал по необходимости в конце учебы: «Нельзя было быть журналистом без членства в партии».

«Боевая вахта»: все видеть и знать

По распределению уехал на Дальний Восток, корреспондентом в газету Тихоокеанского флота «Боевая вахта».

Первые пять лет участвовал в дальних походах, высаживался с десантом, учился аварийному всплытию с подводной лодки, проехал все огромное Тихоокеанское побережья от Камчатки до Камрани (Вьетнам) и всю Японию. «Если что-то где-то случалось, я знал раньше, чем оперативный дежурный по флоту. У меня была огромная сеть осведомителей: мичманы, офицеры — я всегда мог снять трубку, поговорить, и мне рассказывали, что где. Если надо, я тут же вылетал, ехал».

Два раза служба КГБ Тихоокеанского флота предлагала передать им сеть осведомителей, Григорий сотрудничать отказался.

Перестройка и гласность в военной журналистике

Свобода слова и новые законы коснулись и военной журналистики — некоторые темы стали доступными. Например, тема ядерных отходов Тихоокеанского флота, которой Пасько интересовался давно — теперь его материалы беспрепятственно были опубликованы не только в «Боевой вахте», но и в «Красной Звезде» и центральных «Известиях». В 1994 году он снял фильм «Зона повышенной опасности» о ядерных отходах.

Сокращение флота, которое многие военные воспринимали как трагедию, ему, наоборот, виделось разумным: «Для меня было понятно, что флот не должен быть таким огромным и таким старым — к концу XX века он должен быть мобильным, модернизированным. Я был согласен с горбачевским сокращением флота и об этом писал без всякого придыхания и без всяких соплей».

В 1995 году Пасько получил разрешение командующего флотом улететь корреспондентом в Чечню вместе с полком морской пехоты ТОФ. «Мне выдали пистолет, патроны, две ампулы трамадола — против шокового состояния в случае ранения».

На военном аэродроме, куда прибыл полк морской пехоты, офицеры устроили бунт — отказались лететь на войну. «Евгений Осилевиц заявил, что присланного личного состава он не знает, автомат никто из них не видел в глаза, и стрелять они не умеют. Он предупредил начальство, что половина людей будет убита в первый день и ответственность будет на командире».

Пасько написал об этом статью, которую редактор военной газеты побоялся печатать, но материал вышел в гражданской газете. «Я писал, что не вижу в чеченцах врагов, они хотят независимости, нужно вести переговоры».

Морпехи улетели в Чечню погибать. Офицеров-отказников разжаловали. Пасько не выпустили в Чечню. «Пистолет и ампулы трамадола лежали у меня дома между книжек».

«Японские журналисты охренели»

Бывая в Японии, Пасько собирал материал о русских моряках, погибших в Цусимском сражении. Завязал, как обычно, деловые контакты с японскими журналистами.

Сенсационной темой для коллег стало загрязнение Японского моря радиоактивными отходами Тихоокеанского флота.

Григорий Пасько решил снять момент слива радиоактивных отходов в Японское море своей любительской камерой с борта военного судна. Это ему удалось, и сюжет согласилась показать телекоммуникационная компания ГТРК-Владивосток.

Транскодировать любительскую пленку для ТВ помогли японские коллеги: «В корпункт Японии во Владивостоке мы пришли с директором ТВ-Владивосток Инной Евгеньевной Лебедевой. А там кадры такие: матросы Тихоокеанского флота сливают радиоактивные отходы в Японское море под носом у японцев. Японские журналисты охренели».

Сюжет показали по ТВ Японии. Разразился международный скандал: МИД Японии выставил России ноту протеста за слив отходов.

Деньги флота были украдены в Москве

Япония выделила России 100 миллионов долларов на ликвидацию последствий ядерного загрязнения и строительство завода по переработке радиоактивных отходов, и Григорий Пасько решил провести журналистское расследование, как эти деньги расходуются.

«Деньги не дошли до флота, они были украдены еще в Москве. Мне стало интересно, кто украл. И я нашел этих людей. На стадии добычи нужных документов, меня арестовали на трапе самолета. Где начинаются деньги, там начинается опасность».

Уголовное дело за правду о радиоактивных отходах

Возвращаясь из очередной командировки из Японии 10 ноября 1997 года, Григорий Пасько был арестован на трапе самолета во Владивостоке. «Приехали дебилы, которые насмотрелись фильмов — 16 человек, вооруженных до зубов, вроде как я страшный бандит, отстреливаться буду. Чекисты нашли виновного за слив радиоактивных отходов — журналиста».

Его поместили в изолятор временного содержания при МВД Владивостока.

Ночью дома у Григория прошел обыск. 12 сотрудников ФСБ перевернули квартиру, вынесли все архивы, документы, материалы расследований.

Допросы вылились в жесткое противостояние: «Егоркин садится: „Мы все про тебя знаем — ты японский шпион. Рассказывай“. Я послал на хер. Адвоката требую — Олега Семеновича Котлярова, друга моего. С первых дней я отказался отвечать на все вопросы, общаться с чекистами, подписывать протоколы». Ежедневные допросы длились восемь месяцев — начальник следственной группы подполковник ФСБ Александр Егоркин склонял его признать вину хотя бы по одному из девяти эпизодов преступления.

Сначала Пасько инкриминировали экологические статьи. «Естественно, я читал все законы, которые касаются экологии. А к тому времени это были новые законы, между прочим. Но чекисты их не знали. Новый закон о государственной тайне гласил, что нельзя засекречивать сведения, касающиеся экологии, стихийных бедствий. Я понимал, что законами защищен. Но нутро подсказывало, да и вся перестроечная литература — если попал в лапы к чекистам, выпустят нескоро. У меня иллюзий не было».

Ему вменяли в вину хранение наркотиков (две ампулы трамадола), шпионаж, измену родине, превышение служебных полномочий и т.д.

Через полгода его допрашивал следователь по особо важным делам из московского аппарата ФСБ: «Приехал такой герой — фамилия Муравленко: „У меня ты заговоришь. У меня не такие говорили“». Григорий вспоминает, что часто не кормили и не поили. «Если бы тронули, то я готов был оторвать ножку стола и драться».

Ни одно из его писем и жалоб прокурору не было отправлено из тюрьмы. Месяцами не допускали адвоката. Свидания с женой сократили. Два года его переводили из камеры в камеру, подсаживали стукачей, потом посадили в одиночную камеру в подвале.

Суд был закрытый. Осужден был на четыре года.

На свободу со статьей и опять в тюрьму

По закону об амнистии 18 июля 1999 года Пасько был освобожден, но при этом военный суд Тихоокеанского флота снял обвинение в «госизмене» и оставил приговор по статье 285 УК РФ «Злоупотребление служебным положением». Его выпустили из-под стражи в зале суда.

«Я сказал: нет, я с этим не согласен. Я не виноват, никаких полномочий не нарушал. Я обжаловал приговор, а военная прокуратура его опротестовала. Значит, новый суд, Верховный суд».

Верховный суд рассматривал обжалование полтора года — с 1999-го по 2001-й Пасько был на свободе с подпиской о невыезде. «При этом я числился на службе, но туда не ходил, а зарплату получал». Он поступил заочно на юридический факультет университета.

Путин — человек, который врет в глаза

Любого, кто попадал в зону его внимания, Григорий старался хорошенько понять. Присмотреться к В. Путину была возможность 19 ноября 1999 года в российском ПЕН-клубе на закрытой встрече писателей, там было не больше 15 участников.

«Он встречался с разными слоями общества, потому что уже точно знал, что будет президентом. По гэбэшной привычке он прощупывал писателей. Среди писателей были Юрий Давыдов, Феликс Летов, Лев Тимофеев — все сидевшие. Я видел, как он, отвечая на вопросы, моментально начинает врать. И как он старается понравиться любой аудитории, подстраивается под нее в ущерб правде. Я понял — это человек, который легко врет в глаза. Я такому человеку моментально перестаю доверять».

Второй приговор: госизмена в форме шпионажа

21 ноября 2000 года Верховный суд РФ отменил приговор Григорию Пасько от 20 июля 1999 года, и дело было направлено в военный суд. «Фээсбэшники мне тогда сказали, что президент теперь их и сидеть я буду по статье о госизмене. Так оно и получилось».

Военный суд Тихоокеанского флота в декабре 2001 года признал Пасько виновным по статье о госизмене в форме шпионажа и приговорил его к четырем годам заключения в колонии строгого режима.

Колония под Уссурийском

Григория доставили в исправительную колонию ФКУ ИК-41 под Уссурийском в Приморском крае.

«Начальник колонии предложил мне место библиотекаря или завхоза, но надо было надеть красную повязку — то есть сотрудничать с администрацией. Я отказался и работал в столярном цеху плотником».

Условия были тяжелые. Посылка дошла один раз. Жена могла навещать раз в полгода. Адвокат Иван Павлов и директор русского ПЕН-центра Александр Ткаченко привезли ему в колонию теплую одежду и ботинки.

С осужденными Григорий Пасько был в хороших отношениях — он писал для них кассационные обжалования по приговорам первой инстанции. «Я читал большое количество уголовных дел. Вникал. Процентов 50–60 — это были невиновные люди, а приговоры на 12 лет. Низкая квалификация у судей — я был в шоке: они перепутывали статьи». Некоторым ему удалось скостить срок.

Об эмоциональном состоянии человека, попавшего в тюрьму, Григорий написал повесть «Пряник», которая была опубликована в журнале «Знание», а затем переведена на шесть языков. Потом в «Знании» вышла его повесть «Человек с венком на шее» — там описан механизм возникновения уголовного дела из ничего. В колонии он собрал «Словарь фени Приморского края», который потом был включен в книгу «Мы поем глухим. Canimus surdis».

Жена: «Не вздумай просить помилования!»

На момент ареста Пасько был молодоженом. Со второй женой Галиной Морозовой расписались в апреле 1997 года. Оба прошли развод с первыми супругами. Галина переехала со своим сыном Русланом к Григорию.

«Галина меня хорошо знала. Когда ее допрашивали в суде, она не церемонилась с гэбэшниками. Приезжала ко мне в тюрьму. Настоящий человек. Очень сильная. Опорой была большой».

Журналисты держали историю Пасько под прицелом. Путину задали вопрос на пресс-конференции в Париже после встречи с Жаком Шираком: «Как долго журналист Пасько будет в тюрьме?» Ответ все услышали по телевизору — даже зэки в колонии: «Пасько уже признал свою вину и должен написать ходатайство о помиловании».

Григорий вспоминает: «Был январь, зима крутая, холод собачий. Я сидел в камере. Все понимали, что я не виноват, и я подумал: сидеть нет смысла, я напишу прошение о помиловании».

К нему срочно приехала жена. «Вертухай скомандовал: „Пасько на выход, свидание“». Хорошо помнит слова Галины: «Я знаю, о чем ты думаешь. Не вздумай! Никаких помилований. Будешь сидеть год — буду ждать год. Буду ждать пять. Никаких бумаг ему не пиши».

Условно-досрочное освобождение

Отсидел год и в декабре 2002 года в лагере подал заявку на УДО — по закону имел право.

Лагерное начальство сопротивлялось, Григорию написали плохую характеристику: «в художественной самодеятельности не участвовал». Но выездная судья Мария Стебновская из Уссурийска подписала УДО. Формально нужно было ждать несколько дней, пока протокол УДО дойдет до суда и будет готово постановление об освобождении.

«Зэки, которые меня уважали за несотрудничество с администрацией, предупредили, что чекисты нашли человека, который должен меня зарезать. Я знал, что такое заточка — шило, и что такое торпеда — это человек, который должен это сделать. Оперативный работник, или „куманек“ по-зэковски, — самая муть, гадость и мразь в российских тюрьмах — дал такое распоряжение».

Жизнь ему спас адвокат Иван Юрьевич Павлов: он без промедления отвез решение об УДО в суд и получил разрешение на освобождение — Пасько вышел в тот же день. У ворот колонии его встречали журналисты ARD и France TV.

Из тюрьмы вышел папой

Пока Григорий был в колонии, у Галины умер родной брат и она взяла его ребенка на воспитание. «Жена поехала и забрала мальчика из города Свободный Амурской области. Я вышел из тюрьмы — и у меня оказался уже трехлетний ребенок».

«Жена говорила Паше, что папа в командировке. Момент нашей встречи запечатлен тележурналистами компании ARD, которые делали сюжет о моем выходе из колонии. Они приехали под Уссурийск, там меня снимали, потом везли до самого дома. И когда открылась дверь, этот ребенок выскочил, прыгнул мне на руки с криком „папа приехал“. Я видел его впервые в жизни. Интересно, что на лагерном сленге отсидка — это „командировка“».

По приговору суда его лишили воинского звания. «Поскольку совершил преступление в звании капитан 2 ранга, то записали „капитан 3 ранга“ в военном билете».

Военный журналист — это нонсенс

«Нигде в мире нет военных журналистов. Только в СССР и РФ они были и существуют до сих пор. Это нонсенс. Это противоречит огромному количеству международных норм, в частности, Женевским конвенциям и протоколам к ним от 1949 года. Журналист не комбатант. Либо ты военный и у тебя оружие, тебя можно брать в плен и расстреливать, либо ты журналист — пишешь, в тебя нельзя стрелять, у тебя на лбу и на груди написано „пресса“. У нас это смешали. Я был военным и носил погоны, но руководствовался в повседневной жизни Законом о средствах массовой информации — гражданским законом».

Его пример, считает Пасько, высветил профессиональную непригодность европейских и международных институтов, начиная с Европейского суда по правам человека и кончая ООН. «Все они бездарные. Они выродились во что-то аморфное, громоздкое и абсолютно бесполезное. Так было с моим делом: ЕСПЧ его рассматривал 7,5 лет и решил, что приговор российского суда был справедлив, поскольку я был военным. Им было неважно, что нарушена основная 10-я статья о правах журналиста».

Отсидевший журналист в Москве

После колонии Григорий Пасько во Владивостоке испытывал трудности с работой. Уехал в Москву.

С 2003 года работал обозревателем «Новой газеты», выпускал журналы «Экология и право», «Орел и решка», «Град пяти морей». В 2004 году окончил заочно юрфак РГГУ.

Он провел в 2008 году журналистское расследование о строительстве газопровода Nord Stream (Северный поток-1): объехал все страны, взял интервью в штаб-квартире Nord Stream в городе Цуг в Швейцарии, сделал фильм Buried at sea («Утопленные в море»), которым хотел сказать, что Путин и Газпром будут шантажировать газом в будущем. Звучала там и экологическая тема — как ветка добивает полумертвое Балтийское море.

В 2009 года стал одним из организаторов первых в России школ блогеров и журналистов-расследователей для студентов вузов, активистов и правозащитников, совместно с Центром журналистского образования США открыл 40 школ в городах России. В 2010 году стал профессором на журфаке МГУ — читал лекции по расследовательской журналистике.

В 2014 году минюст РФ признал Пасько «иноагентом». В 2015 году он ликвидировал свой Фонд расследовательской журналистики в РФ.

Стихи и книги

У Григория Пасько вышли сборники поэзии «От сверчка до звезды», «Не верь. Не бойся. Не проси», книги «Назначенный шпионом», «Мы поем глухим. Canimus sudis», «Цвет времени».

В тюрьме его приняли в Российское отделение Международного ПЕН-клуба «Русский ПЕН-центр»: «Приезжали сам президент Андрей Битов и директор Александр Ткаченко — мой общественный защитник. Они вручили членский билет». Тогда же Григорий заочно стал почетным членом шведского, американского, немецкого ПЕН-клубов.

Прага: деятельность журналиста-расследователя

В Праге Григорий Пасько зарегистрировал «Фонд 19/29». Он проводит журналистские расследования, связанные с россиянами, по всей Европе. В Италии занимался делом о краже коньячных спиртов, по которому был арестован русский предприниматель. В Праге в тюрьме Панкрац встречался с Алексеем Тарубаровым, вместе с Карлом Шварценбергом протестовал против его экстрадиции в РФ. В королевском суде Лондона выступал по делу санкт-петербургского бизнесмена Виталия Архангельского.

С чешскими коллегами разработал несколько кейсов о российских бизнесменах на территории Чехии. По вопросам безопасности встречался с министром внутренних дел ЧР Витом Ракушаном: «Тема — залегшие на дно кроты советского КГБ с 1968 года, когда они незваными гостями сюда приперлись, и начали везде укоренять своих людей. Эти люди получили гражданство ЧР».

Следователь Егоркин и заключенный Пасько

Трудно представить, какой шок он испытал, когда прочел в Seznam správy, что в Праге с 2008 года, как ни в чем не бывало, живет Александр Егоркин: «Знаю его как облупленного — это человек, который допрашивал меня восемь месяцев, он был начальником следственного отделения ФСБ по Тихоокеанскому флоту, потом стал подполковником и пошел в Москву на повышение».

В Праге Егоркин — бизнесмен в области дизайна интерьеров, с 2020 года гражданин ЧР.

«В заявлении на гражданство он не указал, что 20 лет служил в органах ФСБ и был начальником отделения в следственном управлении центрального аппарата ФСБ. Как юрист я могу сказать, что должно происходить дальше. Вит Ракушан или Михал Коуделка должны тут же написать приказ о производстве проверки всех обстоятельств, касающихся получения гражданства ЧР Егоркиным. Мне интересно, что будет. Является ли Чешская Республика правовым государством в отношении всех?»

Приблизить конец Путина

«Я не думаю, что из-за нашего многомиллионного желания, чтобы Путин сдох, он сдохнет, нет. Он может прожить долго, и война в Украине может протянуться очень долго. Сказать, что мы можем что-то выдающееся сделать и остановить это мигом — я не скажу, потому что я разочаровался в человечестве и в голливудских фильмах, в которых это возможно. Все будет идти своим чередом. И опять будет мир, и опять какое-то время люди будут жить хорошо, и потом опять найдется мудак типа Путина. И эмиграция будет. И она имеет смысл, потому что люди организуются в группы, пишут доклады и проводят митинги. Я тоже делаю то, что должен — исполняю свое предназначение в профессии. Лучше делать что-то, чем не делать ничего вообще. Приблизить конец правления Путина — долг каждого вменяемого человека».