The following text is not a historical study. It is a retelling of the witness’s life story based on the memories recorded in the interview. The story was processed by external collaborators of the Memory of Nations. In some cases, the short biography draws on documents made available by the Security Forces Archives, State District Archives, National Archives, or other institutions. These are used merely to complement the witness’s testimony. The referenced pages of such files are saved in the Documents section.

If you have objections or additions to the text, please contact the chief editor of the Memory of Nations. (michal.smid@ustrcr.cz)

Артемий Троицкий Artemy Troitsky (* 1955)

• родился16 июня 1955 года в Ярославле, тогда СССР

• 1963—1968 гг. посещал посольскую школу в Праге, когда его отец Кива Львович Майданик, историк-латиноамериканист, работал в журнале Otázky míru a socialismu («Проблемы мира и социализма»)

• в Праге увлекся западной рок-музыкой за что был исключен из пионеров в советской школе

• отец поддержал реформы Александра Дубчека, в связи с чем в марте 1968 г. его семья была возвращена в Москву

• за разговоры о реформах «Пражской весны» в московской школе еще раз был исключен из пионеров

• окончил московский экономико-статистический институт, параллельно увлекаясь западной и подпольной отечественной рок-музыкой

• с 1972 года организовывал дискотеки с лекциями о западной музыке в МГУ, до закрытия дискотеки комитетом комсомола в 1974 году

• с 1974 года писал статьи о западных группах и исполнителях в центральные газеты СССР, стал известным рок-журналистом, чем пользовался для организации концертов и фестивалей советского музыкального андеграунда

• в 1984 г оду попал в «черные списки» и его статьи перестали публиковать, уволили с работы из Института искусствознания, не допустили к защите кандидатской диссертации

• в 1980-х организовывал «квартирники» — подпольные концерты рок-музыкантов СССР в своей квартире и квартирах друзей

• с началом горбачевской Перестройки стал востребованным теле- и радиоведущим, возглавлял музыкальную редакцию на центральном ТВ, был редактором российского «Плейбоя»

• в 1987 году опубликовал в Англии книгу о советском андеграунде «Назад в СССР», которая стала мировым бестселлером

• в 2000 году стал еще и политическим комментатором, около 10 лет вел колонку в The Moscow Times, написал колонку «Уродовластие» на инаугурацию В. Путина

• с 2002 года преподавал в МГУ на кафедре музыкальной журналистики

• в 2011—2013 гг. был одним из организаторов протестов на Болотной площади, написал музыкальный манифест протеста «Шайку Путина на нары»

• передачи с его участием убрали с центральных каналов ТВ, его уволили с музыкальной кафедры МГУ

• после аннексии Крыма в 2014 году эмигрировал из России, живет с семьей в Эстонии, читает лекции в университетах Англии, Финляндии, Эстонии, ведет авторскую программу на радио Свобода

От рок-андеграунда до осознанного протеста

При глубоком застое в СССР Артемий Троицкий был единственным в стране сведущим рок-журналистом, автором статей, которые пропускали подцензурные СМИ, хотя через них просачивалась заразительная влюбленность во все западное. Сам Троицкий удачно совмещал в себе стиль хиппи и золотой молодежи, ненасытно коллекционировал творческих людей, пластинки и записи. Во время Перестройки он стал мотором советского рок-андеграунда, высокоавторитетным музыкальным критиком, ярким теле- и радиоведущим, неординарным летописцем советского подполья (книга «Назад в СССР» и др.). И тогда, и сейчас он оценивает тексты советских рок-музыкантов как выражение антигосударственной, антивоенной позиции, внутренней свободы без целенаправленного политического протеста. Как ни парадоксально, нынешний протест использует их как политические гимны.

В интервью Артемий Троицкий рассуждает о том, что «несоветским» мальчиком в глухие времена СССР его сделали свободный воздух Пражской весны, пластинки западной музыки и модная одежда в магазинах Праги, а еще отличный английский язык. Дело в том, что его родители не были обычными советскими людьми, они были интеллектуалами, работали за границей, в редакции журнала «Проблемы мира и социализма» в Чехословакии, и Артемий пять лет ходил в советскую посольскую школу в Праге. В ярких красках он описывает дружбу с мальчиками и девочками из дружественных соцстран, с русскими и чехами, вспоминает адреса, где жили сотрудники журнала, топонимику Праги 1960-х годов и подробности высылки отца в Москву накануне вторжения войск стран Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году.

Возврат нынешней России к архаике СССР Артемий Троицкий называет омерзительными. При путинском режиме Троицкий стал и политическим журналистом, вел постоянную колонку в The Moscow Times, участвовал в протестах на Болотной площади в Москве в 2011—2013 годах, написал протестный хит — песню «Шайку Путина на нары». Он резко осудил аннексию Крыма в 2014 году и с тех пор живет с семьей в Эстонии, преподает историю рок-музыки в университетах Эстонии, Великобритании, Финляндии, ведет авторскую программу на радио Свобода «Музыка на Свободе». А родина-мать сначала лишила его профессорской должности в МГУ, а теперь объявила «иностранным агентом».

У Артемия интонация убежденного, беспощадного рассказчика, рефрены похожи на легкое заикание, речь индивидуальна и неповторима — академическая с богатыми глаголами, взрываемая российским сленгом, а его наблюдательность над временем через музыкальный процесс всегда ярко афористична. Красиво поседевший герой андеграунда остается секс-символом уже нескольких поколений.

Мальчик из хорошей семьи

Артемий Троицкий родился 16 июня 1955 года в Ярославле, тогда СССР. Руфина Николаевна Троицкая поехала рожать сына из Москвы к своим родителям, которые жили по советским меркам респектабельно: ее отец, Николай Сергеевич Троицкий, был главным инженером текстильной фабрики «Красный Перекоп». Советский функционер был потомком династии греческих православных священников, приехавших в Россию по приглашению царя Ивана III, что, по понятным причинам, особо не афишировали, но фото прадеда-грека в ризе с наперсным крестом Артемий помнит в семейном архиве. В атеистическом СССР бабушка Татьяна Ивановна Троицкая (урожденная Соколова) втайне от родителей крестила Артемия в православном Феодоровском кафедральном соборе Ярославля, установив таким образом преемственность.

С московскими бабушкой и дедушкой у Артемия больше общих воспоминаний. Дед со стороны отца, Лев Абрамович Майданик (1902—1975), выходец из еврейского местечка Кривое озеро Николаевской области, приехал в Москву в начале 1920-х годов. Стал известным московским юристом, имел звание «заслуженный юрист РСФСР», занимался делами по возмещению ущерба. «У него дома все время толпились ходоки — инвалиды, покалеченные на производстве, попавшие под машину, он добивался возмещения ущерба от государства». Ныне ему поставлен памятник на Востряковском кладбище — на камне изображен Лев Майданик, закрывающий руками инвалидов на колясках, без ног, с палочками и т. д. Бабушка Адель Исааковна Барац (1903—2000), польская еврейка из города Лодзь, тоже приехала в Москву учиться и также стала юристом.

Отец Артемия, Кива Львович Майданик, был историком-латиноамериканистом, владел испанским, португальским, итальянским, французским и английским языками, был знаком и дружил со многими иностранными коммунистами, даже с команданте кубинской революции Эрнесто Че Геварой. Он был неортодоксальный марксист, критиковал латиноамериканские компартии за догматизм и приветствовал левые и партизанские движения, что, конечно, шло вразрез с курсом КПСС.

Артемий вспоминает, как в 1963 году с родителями был в толпе встречавших Фиделя Кастро: «Фидель Кастро ехал с Хрущевым в открытом лимузине ЗИЛ по Ленинскому проспекту. Он в нем стоял, махал рукой. А с обеих сторон Ленинского проспекта были огромные толпы москвичей с плакатами, цветами и шариками, кричали „ура“».

Летние каникулы Артемий проводил в Прибалтике, где бабушка и дедушка Майданики на протяжении нескольких лет снимали дачу. «Хорошо помню Палангу. Мне нравилось там все: природа и еда, и там было гораздо более ухоженно, чем в России. То есть западником я стал где-то в году 1960-м, на летних каникулах в Литве».

Об отношениях с родителями вспоминает: «Я всегда был парнем легкомысленным, авантюрным, лишенным всякой основательности, строгости. У нас были совершенно разные интересы. Мои вкусы им категорически не нравились. Но объективно папа и мама были людьми в высшей степени порядочными».

Троицкий отмечает, что родители любили разную музыку. Мама ставила пластинки Эдит Пиаф, Жака Бреля, Шарля Азнавура. Папа любил старые революционные песни: французский «Интернационал», ставший гимном СССР, польскую «Варшавянку», итальянскую партизанскую песню «Белла чао». «Моей музыкой был, разумеется, рок-н-ролл. Однажды я попытался приобщить моих родителей к этой музыке, ставил прекрасные альбомы The Beatles. The Beatles им категорически не понравились, они сказали, что это галиматья, кривляние, а не музыка, что ни мелодии, ни смысла нет. Мою музыку они не восприняли, и это было, конечно, для меня лишним пунктом отчуждения».

Командировка родителей в Чехословакию

В 1963 году Киву Львовича Майданика направили в Чехословакию для работы в редакции журнала Otázky míru a socialismu («Проблемы мира и социализма»).

Артемий вспоминает, что редакция размещалась «в здании с большим куполом, похожем на Ватикан или уменьшенный Конгресс США». Советские резиденты занимали здание бывшей архиепископской семинарии (ныне факультет католического богословия Карлова университета) на улице Thákurova.

Редакция состояла из представителей десятков коммунистических партий разных стран. «Отец курировал около 20 членов компартий Латинской Америки. Не думаю, что он выполнял какие-то конкретные задания КГБ — насколько я понимаю, он писал экспертные отчеты о том, что думают латиноамериканские товарищи, какие настроения витают среди них».

Мама Артемия была историком, с Кивой они познакомились, учась в МГУ, оба вступили в партию. В Праге она работала в библиотеке редакции журнала «Проблемы мира и социализма». Артемий приходил к ней за интересными книгами. Иногда бывал на мероприятиях в большом теологическом «актовом зале». Иногда заходил к отцу — у него был отдельный кабинет.

Советская посольская школа в Праге

В Праге Артемий пошел во второй класс школы при посольстве СССР в пражском районе Панкрац. «Школа была построена в 1930-е годы как русская гимназия — в ней учились дети белоэмигрантов. Во время войны в ней размещалась военная казарма. А после войны эту школу отдали Советскому Союзу, и там расположилась школа при посольстве». Школа была интернациональной: помимо советских, там учились дети работников посольств других соцстран (поляки, венгры, югославы) и сотрудников журнала «Проблемы мира и социализма» —французских, итальянских, латиноамериканских и японских коммунистов. Общение с ними оставило яркий след в детстве Артемия.

Оглядываясь назад, Артемий с удивлением отмечает, что в школе вообще не было ничего чешского. «Все учителя завозились из Советского Союза — идеологически проверенные, с хорошими анкетами. Там была стопроцентная советская школьная программа, иностранный язык — английский. Даже преподаватели труда и физкультуры там были импортированы из СССР. Так же, как и русские поварихи, а готовили в школьной столовой совершенно отвратительно».

Однако чешский язык Артемий знал благодаря дружбе с братьями Николаем и Александром Крестовскими: «Они были едва не единственными в советской школе с чешским гражданством, потому что их папа Владимир Крестовский был потомком белоэмигрантов, более того — в 1930-е годы он сам учился в этой школе, когда это была русская школа для бежавших от большевизма». Крестовские, помнит Артемий, жили не в «советских» домах, а на Čínská 18. С Александром Крестовским Артемий дружит по сей день.

Адреса сотрудников журнала «Проблемы мира и социализма»

Артемий вспоминает, что у журнала «Проблемы мира и социализма» было три анклава в Праге.

Несколько домов было на náměstí Říjnové revoluce (площадь Октябрьской революции), ныне Vítězné náměstí (площадь Победы), в пражском районе Dejvice.

Еще несколько зданий располагались на улице M. J. Lermontova (улица М. Ю. Лермонтова) в районе Bubeneč. Артемий с родителями жили сначала в доме № 3, потом № 11. «Они были заселены иностранцами. В нашем доме была одна квартира, в которой жила чешская супружеская пара, следившая за порядком: они убирали, топили, подрезали кустики и т. д. Мы жили как раз рядом с ними. У них была квартира № 1 на первом этаже, у нас была квартира № 2, итальянский сенатор Франко Маннарино с женой и дочерью Катей жили в квартире № 3 и т. д. На четвертом этаже жил папин приятель — венесуэльский коммунист, пьяница и бабник, который выбрасывал презервативы из окна во двор».

Третьим местом проживания сотрудников «Проблем мира и социализма» был дом на улице Koněvova (улица маршала И. С. Конева) в пражском районе Žižkov.

У редакции было два больших автобуса — чешский KAROSA и советский ЗИЛ, — которые собирали по городу учеников и отвозили в школу. Артемий показывает фотографию, сделанную мамой из окна квартиры на ул. Лермонтова 3 — школьники ждут автобуса на углу улиц M. J. Lermontova и Ve struhách.

Рок-н-ролл на советской даче в Еванах под Прагой

Редакция журнала «Проблемы мира и социализма» организовывала автобусные выезды сотрудников на отдых. Артемий с родителями побывали во всех уголках Чехословакии, на всех курортах, выезжали за границу: в Польшу и ГДР.

В распоряжении журнала было несколько красивых вилл на холме над озером в поселке Еваны (Jevany). В дни школьных каникул туда привозили на отдых учеников посольской школы.

Артемий вспоминает: «Впервые я услышал рок-н-ролл, который стал профессиональным стержнем всей моей жизни, в дачном поселке Еваны под Прагой. Французы, братья Жан Пьер и Патрик Бельфаруа, привезли с собой на каникулы в Еваны много пластинок — не только модных французских исполнителей, но и англоязычных: The Beatles, The Beach Boys. Там я впервые услышал эту музыку и влюбился в нее с первого звука — начиная с этих пластинок она вошла в мою жизнь».

Западную музыку привозили в Прагу не только братья Бельфаруа, но и итальянка Катя Маннарино, и первая любовь Артемия чилийка Марианна Атиас. Слушали записи в гостях друг у друга, развалившись на полу. У родителей Артемия был проигрыватель «Юбилейный».

Один раз журнал выезжал на выходные в капиталистическую Австрию. «В Вене я купил свою первую пластинку — сингл Michelle The Beatles. В Праге западные пластинки не продавались… точнее, продавались, но только в комиссионных магазинах и на черном рынке — это было дорого и мне не по карману».

Бит-группа и рок-газета в советской школе

Артемий рассказывает, что в 1967 году в советской школе образовалась бит-группа. Ее костяк составили югославы Ивице и Дарко, на два года старше Артемия, москвичи Александр Костенко и Анатолий Соколовский и Януш из Польши.

Группа задумала выпускать биг-битовую газету, которую назвали New Diamond. «Первый номер вышел в сентябре 1967 года, мне тогда было 12 лет, и это был мой журналистский дебют — заметка о новом альбоме The Beatles Sgt. Pepper‘s Lonely Hearts Club Band („Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера“). Мы выпустили 39 номеров, пока я не уехал назад в СССР — естественно, все в единственном экземпляре. У меня сохранилось несколько номеров этой газеты».

Русский Холден Колфилд в желтой кепке

Артемий много читал, не только русскую классику, но и западную литературу. «Моей любимой книгой, что совершенно не удивительно, стал роман The Catcher in the Rye („Над пропастью во ржи“) Сэлинджера, который я прочел сначала на английском, потом на русском языке. Я очень старался быть похожим на героя этой книги, воображал себя русским Холденом Колфилдом. В школьной стенгазете New Diamond я выступал под псевдонимом Mc Holden».

В романе Холден носит красную кепку как символ автономности, символ своего бунта. «Красной кепки в магазине я не нашел, но завел себе желтую и повсюду в ней ходил — меня это роднило с Холденом Колфилдом».

Родители имели привилегию выписывать дефицитные книги из Союза, и среди прочих получили сборник рассказов Франца Кафки — первое издание на русском языке. Кафка очень заинтересовал Артемия.

Советский мальчик и чешский биг-бит

После школы Артемий не садился в школьный автобус, а ехал на трамвае в город. На карманные деньги, которые ему давали родители, он покупал журнал Melodie или билеты на концерт. Он бывал в клубах Olympic, Slunečko и Music F Club.

«В зале Lucerna в конце 1967 года проходил первый чехословацкий бит-фестиваль. На пару концертов я тоже проник: слушал Михала Прокопа и одну из самых популярных чехословацких рок-групп The Rebels. Два раза был на концертах основателей чешского рока — Olympic».

Фавориткой Артемия была чешская психоделическая группа The Primitives Group. «Я был поклонником музыкального экстремизма. При том, что я был советский паренек, но в чешской культурной жизни принимал активное участие».

Советский клуб Na Zátorce

Артемий вспоминает, что советскую культуру черпали в Клубе советского посольства на улице Na Zátorce: «Клуб располагался в красивой вилле, которая состояла из одного помещения — это был киноконцертный зал. Там демонстрировали советские кинофильмы, на которые мы ходили с друзьями, иногда там выступали музыканты из Советского Союза. По большим праздникам — 7 ноября, 1 мая, 9 мая — там проходили торжественные школьные мероприятия».

Реакция сотрудников журнала на Пражскую весну

Редакция журнала «Проблемы мира и социализма» была своего рода гнездом вольнодумства: считается, что откуда спустя 20 лет вышла Перестройка и гласность.

Артемий вспоминает, что учился в одном классе с Наташей Корякиной, дочерью Юрия Карякина, известного советского интеллектуала, философа, активиста и «прораба Перестройки», в гостях у них бывали философ Мераб Мамардашвили, Владимир Лукин, Анатолий Черняев, Вадим Загладин.

Когда в декабре 1967 года избрали Дубчека и начались попытки построить «социализм с человеческим лицом», все сотрудники журнала это поддержали: «Папа, его друг Валентин Песчанский и Владимир Лукин — они все были в восторге от тех реформ, которые начали происходить в Чехословакии. Отец обсуждал это чуть ли не круглосуточно с русскими друзьями и иностранными коммунистами».

Говорили об этом и дома: «Мама всегда была дальше от политики, чем отец, но отец ее просвещал. Я слышал отголоски их разговоров и понимал, что происходит что-то интересное в Чехословакии, что Александр Дубчек делает смелые реформы, чтобы люди жили свободно и весело, и путешествовали, и занимались бизнесом и т. д. Я не могу сказать, что я был этим особо увлечен, у меня был свой параллельный мир, но видел, до какой степени был возбужден и взволнован мой отец и все его друзья».

Исключение из пионеров за западную музыку

В советской школе была своя радиостанция, которую включали на школьных переменках. «Мы с Николаем Крестовским проникли на эту радиостанцию и стали ставить свою любимую музыку: The Rolling Stones и т. д. Вскоре об этом узнало начальство».

Директор школы Пастихин назвал это идеологической диверсией. Артемий ему возражал, что, мол, The Beatles и другие рок-группы выступают против войны во Вьетнаме, за ядерное разоружение.

Артемия исключили из пионеров и сняли с него пионерский галстук.

Возвращение неблагонадежных в Москву

Сотрудники журнала находили общий язык с европейскими коммунистами. «Если бы на месте моего отца, Лукина или Мамардашвили были бы какие-нибудь забубенные сталинской закваски уроды, естественно, никакого диалога с братскими коммунистическими партиями не получилось бы, поэтому их терпели».

В связи с событиями Пражской весны многих «неблагонадежных» вернули в Москву, отца Артемия в их числе.

«Из Праги мы уехали в марте 1968 года. На Главный железнодорожный вокзал меня пришли провожать школьные друзья и любимая девушка Марианна — все плакали навзрыд».

21 августа 1968 года изменило всю жизнь

Уехав из Праги, отец продолжал выписывать газету Rudé právo и другие чешские газеты и журналы, он пристально следил за тем, что происходит в Чехословакии.

В августе 1968 года путешествовали по северу, плыли по Двине на старинном пароходе «Н. В. Гоголь»: «Было здорово: река, церкви, монастыри, старинные маленькие полувымершие русские города. Пока 21 августа не услышали по радио о том, что произошло вторжение в Чехословакию».

Артемий вспоминает: «Отец был в ярости. Я тоже был в ярости. Это было страшно. Я думаю, что мы отреагировали на вторжение не менее трагично, чем большинство чехов и словаков. И с этого момента я возненавидел всю систему, совок, брежневщину, сталинщину и т. д. Я понял, что это бьет по мне и что я с этим не могу жить, я должен сопротивляться. Я стал махровым антисоветчиком».

Чужая Москва — тяжелое возвращение

Родители не пострадали, они вернулись на прежние места работы: папа в Институт мировой экономики и международных отношений, мама в Институт научной информации.

Благодаря командировке в Прагу они купили квартиру в кооперативе «Молодой экономист». После коммуналки в Измайлово, переехали в Черемушки. «У меня появилась своя комната, которую я тут же обклеил постерами Johnny Hendricks, Frank Zappa и др.».

Возвращение в Москву Артемий переживал тяжело: «Жизнь в СССР была для меня совершенно чужой и непонятной. Я бесконечно строчил письма всем своим друзьям в Прагу, в Чили, в Италию — каждый день отправлял по два-три письма. Я оказался отрезанным от своих музыкальных источников, но, к счастью, слушал каждую ночь Свободную Европу, Голос Америки, Би-Би-Си».

Еще одно исключение из пионеров за разговоры про события в Чехословакии

В школе № 562 Артемий открыто разговаривал с одноклассниками о событиях в Чехословакии: «Я им говорил, что не было контрреволюции, не было НАТО на границе, а просто чехи — молодцы, они захотели сделать социализм с человеческим лицом, чтобы была свобода, чтобы была демократия, чтобы можно было ездить за границу, слушать рок-музыку и т. д.».

Одноклассники написали донос, и директор вызвал родителей Артемия в школу. Сцена выволочки была отвратительной: «Родителям говорили, что они воспитали антисоветчика, возмущались, как такое возможно у членов партии. Я чувствовал себя героем, но моим родителям было ужасно плохо — они стояли красные, смотрели в пол и ничего не возражали, потому что их сын лишь повторял то, что они говорили дома. Они не могли сказать директору, что Брежнев, газета «Правда» и ТАСС подло врут, иначе лишились бы работы и всего, что у них было».

Курьез был в том, что в наказание Артема исключили из пионеров. О пражском исключении он никому не сообщил. Зато отношения с родителями заметно улучшились: «Отец извинился и сказал, что гордится мной».

Пионер московских дискотек

Родители не желали своему сыну судьбы гуманитария в СССР, поэтому Артемий в старших классах учился в математической школе и потом поступил в Московский экономико-статистический институт.

Главным для него оставалась музыка. Осенью 1972 года с пражским другом Сашей Костенко он организовал первую в Москве дискотеку. Так в кафе физфака «Набла» в МГУ регулярно звучала западная рок-музыка, а Артемий рассказывал посетителям о рок-группах. На тот момент у него было сильное заикание, с которым он боролся публичными выступлениями.

В 1974 году комитет комсомола МГУ потребовал от Артемия список песен, звучавших на дискотеке. «Разумеется, советских песен там вообще не было: у наших модных рок-групп пластинки не выходили, а выходили пластинки Кобзона, ВИА «Самоцветы» и прочих, но такую музыку нам ставить было позорно». Список он не дал, и дискотеку закрыли.

Удобный статус журналиста ведущих СМИ

В роли ведущего дискотеки Артемия заметили и пригласили в журнал «Ровесник». В редакцию приходили тысячи писем с вопросами о западной музыке, и редактор Наталья Рудницкая в поисках эксперта безуспешно обращалась в союз композиторов, союз журналистов и к журналистам-международникам. Артемий оказался уникальным знатоком в этом вопросе, писал о группах Led Zeppelin, Deep Purple и др.

Вскоре он уже печатался в журналах «Музыкальная жизнь», «Клуб», «Новое время», газетах «Московский комсомолец», «Комсомольская правда», выступал в передаче «Запишите на ваши магнитофоны» на всесоюзном радио. К концу 1970-х годов стал известным автором.

Статус советского музыкального журналиста неожиданно дал Артемию козырь — ему разрешали делать концерты андеграунда в Домах культуры и студенческих кафе. В 1978 и 1979 гг. он провел крупные рок-фестивали в подмосковной Черноголовке, куда приехали даже группы из Ленинграда и Прибалтики.

Московские хиппи, диссиденты, православные и неонацисты

Подпольная жизнь 70-х в брежневской Москве была пестрой, а Артемий — всеядным неформалом.

Вращаясь среди московских хиппи, он в 1976 году женился на Лене Бараболя, она была хиппи и дочерью адмирала Петра Демидовича Бараболя. Артемий с женой одновременно путешествовали автостопом и вели жизнь номенклатурных детей: ездили на казенную дачу в Жуковке, продукты покупали в спецраспределителе на улице Серафимовича. «В тусовке хиппи были дети в высшей степени известных деятелей партии и правительства, — вспоминает Артемий, — например, Лена Конева, внучка маршала Конева, Федор Ибаррури, внук Долорес Ибаррури».

Были знакомые хиппи-неонацисты, увлекавшиеся мистическими корнями национал-социализма, их главными книгами были «Утро магов» Жака Бержье и произведения Елены Блаватской.

Артемий общался и с православными хиппи, их лидер Александр Огородников познакомил его со священниками Александром Менем и его антагонистом Дмитрием Дудко. Благодаря им Артемий увлекся русской религиозной философией и прочел труды Павла Флоренского, отца Сергия Булгаков, которые являлись в СССР запрещенной литературой, но по рукам ходили книги, изданные в 1920-х годах в Берлине, Праге и Париже. Его друг Огородников был осужден на большой срок.

С диссидентами Артемия свел отец. Киву Львовича в начале 1980-х исключили из партии, он находился в центре подпольного левого движения, многие его аспиранты были диссидентами, среди них основатель кружка «Молодые социалисты» Андрей Фадин. «Иногда я ходил на их сходки в МГУ, но мне это было не слишком интересно: моей генеральной линией была музыка, а политика так сильно не интересовала».

Неформалы разного толка вместе представляли альтернативный мир. «У нас был один общий враг, но сопротивление мое и моих друзей было пассивным. Мы не занимались активной политикой, не устраивали теракты или митинги и демонстрации, в отличие от диссидентов».

Военная кафедра в институте: выбор между заиканием и шизофренией

В институте у Артемия возникли проблемы на военной кафедре. Он отказался постричь длинные волосы, и его отчислили с кафедры. Это означало, что его заберут в армию. «Мне надо было срочно косить от армии, получать военный билет и негодность к строевой службе».

Друзья советовали изображать шизофрению и оформить освобождение по статье № 7. Артемий опасался, что это может помешать журналистской карьере. Нашел в законе подходящую статью № 4, которая гарантировала освобождение от действительной службы в связи с сильным заиканием в результате травмы черепа.

С помощью актерского мастерства он изобразил перед врачебной комиссией сильное заикание. «Это было не очень красиво, даже постыдно, но я на это пошел, потому что от этого зависела моя жизнь. Врачи мне поверили, и в армию меня не забрали».

Параллельный мир: рок-революция 1980-х

В 1980-х Артемий перезнакомился и подружился с музыкантами, которые впоследствии стали классиками русского рока: ленинградцами Майком Науменко, Борисом Гребенщиковым, Виктором Цоем, в Москве — с Александром Башлачевым, группами «Центр», «Звуки Му».

В это время начались преследования музыкантов. Артемий вспоминает: «Были черные списки, полный запрет на выступления рок-музыкантов. В 1982–1984 гг. в Москве не состоялось ни одного рок-концерта, даже в студенческих кафе. Стукачей было много, и, несмотря на конспирацию, посадили Алексея Романова, лидера группы „Воскресенье“, и Жанну Агузарову, солистку „Браво“».

Артемия это тоже коснулось: он попал в черные списки и его перестали печатать. У него дома прошел обыск. В 1983 году его уволили с работы из Института искусствознания. «Я работал в секторе прогнозирования и социологии, занимался социологическими исследованиями в области популярной музыки. И к концу 1983 года написал диссертацию по социологии на соискание степени кандидата философских наук. Накануне защиты меня уволили».

Иностранные подруги предлагали жениться и уехать из СССР. «Американка Андреа даже специально прилетела в Москву, чтобы меня спасти и увезти отсюда. Я был ей очень благодарен, но отказался, потому что мне было безумно интересно в это время в Советском Союзе: в подполье огромное количество талантов и потрясающих людей, и я находился в центре этой мега-авантюры».

«Подпольный рок политизированным никогда не был. Власти его не принимали не потому, что он антисоветский, а потому что совершенно не советский: песни про отчуждение, одиночество, наркотики, алкоголь, секс. Эти песни находились вне официальной советской культуры. Они не могли ни в коем случае звучать по радио или телевидению».

Организация подпольных «квартирников»

Артемий начал организовывать «квартирники» (концерт, проводящийся в обычной квартире — ред.).

Энтузиастами, как ни странно, часто были комсомольские работники, которым нравилась эта музыка, и они готовы были рискнуть. Денег на этом не зарабатывали, учитывая, что ОБХСС (Отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности) легко мог посадить за коммерческую деятельность.

Большое количество квартирников проходило у Артемия на ул. Перекопская, дом 17, корпус 5, квартира 356, где после развода родителей он жил с мамой. В квартире помещалось около 30 человек. У него дома играли Башлачев, Гребенщиков, Макаревич. «Один раз на свой день рождения, 16 июня 1985 года, я провел целый рок-фестиваль у себя в квартире — выступала масса групп: „Браво“, „Звуки Му“, „Кино“ и т. д. Там еще присутствовал мой друг, англичанин Мартин Вокер, корреспондент The Guardian. За ним велась слежка. Мы с ним ходили на балкон, и на протяжении всего концерта внизу стояла черная „Волга“».

Мама, как добрая самаритянка, всех принимала: «Ко мне приходили непонятные гости — длинноволосые, с панковскими ирокезами — она их всех кормила, иногда они у нас оставались, а Саша Башлачев вообще у меня дома жил подолгу».

В 1980 году Артемию удалось с помощью директора Тбилисской филармонии Гайоза Канделаки организовать рок-фестиваль «Весенние ритмы Тбилиси-80», на котором выступали группы из разных республик СССР.

Развал СССР и сплоченного подполья

Когда пришел Михаил Горбачев и началась Перестройка, у всех появились собственные возможности, собственные пути: «Сплоченной кучки от анархистов до монархистов уже не было. Со многими товарищами по подполью мы разошлись на 180 градусов. Многие уехали за границу: Жанна Агузарова, Вася Шумов и др.».

Происходили тяжелые споры Артемия с отцом: «Он переживал распад Советского Союза, притом, что был другом Горбачева, сопровождал его при визитах в Латинскую Америку. Мы с ним спорили и даже ругались. Для меня это было совершенно естественное событие, которое на мою жизнь не повлияло никак».

У Артемия началась карьера на международной арене. В 1987 году в Англии вышла его книга Back in the USSR («Назад в СССР»), потом она была издана в Америке, Германии, Италии, Японии и имела огромный успех. Артемий устраивал гастроли и целые фестивали с участием российских и прибалтийских рок-групп. Перезнакомился со многими мировыми звездами: Полом Маккартни, Дэвидом Боуи, Миком Джаггером. С Питером Гэбриелем и Брайаном Ино близко подружился.

Гламурная карьера

В 1990-х Артемий Троицкий возглавлял музыкальный отдел на телевидении, сначала на канале «Россия», потом на канале НТВ, вел авторские передачи на радио и ТВ, получал престижные призы и награды, основал русское издание журнала «Плейбой», стал его главным редактором.

«90-е годы стали эпохой безграничных возможностей. Конечно, это было время довольно опасное: с одной стороны, можно заработать миллиард, с другой — упасть в канаву с пулей в голове, и вероятность примерно равная».

Политический комментатор

Артемий Троицкий считает, что Ельцин проложил дорогу путинизму в России. «Большинство тех гнусностей, которые стали происходить в России в XXI веке при Путине, были заложены при Ельцине».

Вспоминает ужасное положение интеллигенции в результате ельцинско-гайдаровских реформ. «Вторая жена моего отца, кандидат наук, специалист по Италии, стояла на улице и торговала пирожками. Отец до такого не дошел, но они нищенствовали. Спасибо Гайдару и Ельцину — этих сволочей я не прощу никогда».

В 1990-х Артемий стал политическим комментатором. По приглашению Дерка Сауэра он на протяжении 10 лет писал колонку Metro Dairy в англоязычную газету The Moscow Times.

«Политическая журналистика меня до сих пор интересует, хотя если по поводу музыки я испытываю оптимистические ощущения, то, если говорить о политике и картине современного мира, она приводит меня в абсолютный ужас».

Заядлый собачник и экологический активист

Гуманизм пришел еще в одну сферу новой России — изменил отношение к животным и их проблемам. Добрый собачник Артемий на это откликнулся.

В 1991 году Троицкий участвовал в презентации Greenpeace в Москве на Красной площади с музыкантами Дэвидом Бирном, Питером Гэбриелем, Энни Леннокс.

В конце 90-х годов проводил компании против охоты и за запрет убийства бельков. «С несколькими музыкальными и спортивными звездами мы полетели в Арктику к белькам, фотографировались с ними, держали транспаранты. Эта компания увенчалась успехом — мы добились того, что российские власти запретили убийство бельков».

«Шайку Путина на нары»

Появление Путина Троицкий критиковал с первой минуты: «Как только я увидел Путина по телевидению, я сразу понял, кто он. Путин олицетворял два самых ненавистных мне еще с советских времен архетипа. Один архетип — это мент. Второй архетип — это гопник. Смесь шпаны с ментом — это ужасно».

Гопников он вспоминает по уличным дракам в старших классах школы. Они приходили бить евреев к математической школе. «Мы выходили за ворота школы, и там уже стояли эти гопники с характерными тупыми мордами и с семечками».

На инаугурацию Путина в марте 2000 года Артемий написал колонку «Уродовластие» в «Новой газете». «С тех пор мое мнение только укрепилось. Я никогда не скрывал своего презрения к Путину, к его режиму, я активно участвовал в событиях 2011—2012 годов, выступал на митингах. Написал и спел песню на Болотной в феврале 2012 года „Шайку Путина на нары“».

Начались проблемы: его программы убрали с центральных каналов ТВ, уволили с журфака МГУ, где он с 2002 года вел спецкурс Музыкальная журналистика.

Осознанный отъезд из России в 2014 году

С женой Верой их подтолкнуло уехать то, что надо было воспитывать детей: Лидии было три года, Ивану 11 лет. «Мне категорически не хотелось, чтобы наши дети жили в милитаризме, шовинизме, православии и самодержавии. В этом жить противно, и это надолго, поскольку народ не ропщет, а напротив — радуется, что „Крым наш“».

Триггеры к отъезду не заставили себя ждать: дочери Лидии в художественном кружке сказали, что на Россию напали украинские фашисты, а у сына урок литературы заменили уроком патриотизма.

«Мы решили, что наши дети такой участи не заслуживают, и решили уехать. Если бы речь была обо мне одном, я бы остался — я тертый калач, я прожил подпольную жизнь в Советском Союзе, мне бояться нечего, у меня там было все: прихваты, обыски. Но будучи семейным человеком, я не хотел подвергать близких опасности, особенно детей».

Выбрали Таллин, доступный им про деньгам. Жена и дети сейчас уже свободно говорят по-эстонски.

Артемий не считает себя политбеженцем или политэмигрантом. «Я считаю себя экспатом. Я человек, который временно, надолго или не очень, уехал жить и работать за границу в надежде вернуться к себе на родину, когда обстоятельства позволят и будут этому благоприятствовать».