Ірина Черкес

«Папе предлагали в Риге переехать туда и занять Кафедру кожно-венерических болезней. Но так, как мы с самого начала были во Львов – папе очень понравился город Львов (а сами мы харьковчане все), то он отказался. Тем более, там надо было изучать тяжелый для отца латышский язык. Он решил перебраться снова во Львов. И оттуда с Даугавпилса папа написал письмо сюда районным организациям, местным организациям, городским организациям осталась ли квартира, в которой мы были до войны. Ему ответили, что да. А в это время в городе Львове находился папин родной брат, который приехал с эвакуации с Ташкента, или не с Ташкента, с Фрунзы, по-моему, приехал во Львов раньше, чем мы. И он нам написал, что единственная бомба, которая летела над Львовом, потому что Львов был почти не разрушен, именно попала в этот наш дом.»

«Отец мой был врачом. Он кончил Харьковский медицинский университет, кончил аспирантуру. И когда пришла советская власть в город Львов, отцу предложили занять там кафедру. Кафедру кожно-венерических болезней. Он приехал сюда – мы приехали всей семьей. Жили сначала на этой кафедре, это был Кожно-венерический институт или что-то в этом роде – и мы сначала жили там. Потом купили здесь квартиру, как раз это было перед войной, приехали мы где-то в 40-м году (прим. авт. – 1940 год). Потому, что мы здесь прожили приблизительно год, а потом купили квартиру и переехали туда – как раз в конце Зеленой, после оборудовали ее, сделали ремонт, все абсолютно. Переехали туда, как раз это было, может быть, за полгода до войны. И 23 июня мои родители пригласили гостей, знакомых и так далее отпраздновать мой День рождения и эту квартиру новую – в новом порядке. И началась война.»

«Война началась неожиданно, как мы знаем. Я единственное, что помню – или помню, или мне так рассказывали, не знаю – мы вышли все на балкон, там было три балкона (прим. авт. – в новой квартире Ирины Марковны), и увидели, как пролетали немецкие самолеты уже над городом Львовом. Началась паника – все уезжали, кто уезжал, кто уходил и так далее. Папу подвели в Институте, за ним машина не приехала, и мы собрали такой легкий скарб из того, что у нас там было, вещи и пошли своим путем. С папой шел еще ассистент его по венерологии – поляк. Он вместе с нами вышел из города Львова. Так мы шли, мы шли полями, прятались в траве, в болоте, шли до Золочева. Там встречались с диверсантами – парашютистами из немецких самолетов, которые крутились между людьми, хотели завуалироваться. Какой-то немецкий офицер меня поднял на руки и сказал: «Я помогу нести вашу дочку». А мне было 5 лет. Потом он, правда, скрылся. Он так хотел между людьми проскользнуть, чтобы его не заметили. И таким образом мы дошли до Золочева. Кто нас брал на машину, проезжающие, кто на подводы – таким путем мы еле-еле добрались до Золочева. А через Золочев проходил какой-то поезд, который шел на Киев, он так приостановил вроде бы ход свой, и мы буквально на ходу залезли в этот поезд. Были мама, я, папа и моя няня.»