«Можно сказать, рисковали все. Жизнь в оккупации — это риск для всех. Даже если ты ничем не занимаешься. Вот это постоянное гнетущее… даже это не страх, а перестраховка постоянная.
По очереди мы с братом сидели, наблюдали в подзорную трубу. На дереве мы сделали себе наблюдательный пост. На дерево не смотрят. Если они будут ехать сюда, мы сделали себе два пути отхода с острова. Если с той стороны — идем в одну сторону, если с той стороны — в ту сторону. А если с двух сторон, то тропинку через болото сделали, через камыши. Купили резиновую лодку, надули ее, чтоб, как закончится болото, на лодке уходим дальше. Такое было. Мы как партизаны.
В магазине как раз продавщица и рассказывала: “Вы живете так же само, как мои бабушка с дедушкой жили во время оккупации фашистами, нацистской Германией”. Так же само, много людей просто жили на островах, на болотах, чтобы не пересекаться с теми оккупантами. А мы, чтобы не пересекаться с этими оккупантами. Такие ассоциации. Рыба, рыба, рыба… рыбалка, да. Где-то месяца два мы жили чисто на рыбе».
«В 4 часа утра начались эти все вспышки. Брат еще на телефоне: выступает Путин, начало так называемой военной операции. Начались взрывы. Мы с женой сразу все, на Херсон.
Решили, что надо уезжать [в Киев]. Взрывы, страшно было. Сели в машину, поехали. В Чернобаевке попали под обстрел ракетами. Аэропорт Чернобаевский… мы как раз едем на машине и рядом начинает все взрываться. Ту-ду-ду — ложатся ракеты. Мы вернулись. Вернулись в Херсон, вернулись на дачу уже с братом. Мама осталась в Херсоне.
Вломились к нам они в квартиру где-то 20–21 марта. Выбили дверь, испугали мать — она мне это все рассказывала. “Где Борис?” — эфэсбэшники в касках, с автоматами. Направляют на нее автоматы: “Где Борис?” Тогда сразу понял, это из-за регистраторства, раз только Борис, а не вместе с Юрием. Значит, не прошлое (общественная организация, где Юрий был лидером, а не Борис). Ну да, они вломились.
Мы думали, размышляли: уезжать — не уезжать. Первый вопрос: уезжать — не уезжать. После 20-21-го мы поняли, что уже никуда не уедем, раз мы уже в списках. Поняли, что начинается другая жизнь: что мы не будем в светлое время суток находиться на даче. Мы будем находиться на необитаемом острове. Благо, с детства мы знаем прекрасно все острова, все протоки и все ерики. Если начнется что-то, как мы будем уходить, — построили себе пути отхода. Купили себе пару резиновых лодок, попрятали по камышам, если не удастся найти железную большую.
И начался период какого-то ступора, ожидания — мы ничего не можем сделать, никуда не можем уехать».
«Всё в Киеве — Янукович сбежал, в Киеве всё успокоилось. Мы вернулись в Херсон. В день нашего приезда как раз выходим из поезда на вокзале, встречаем знакомого. Он говорит: “Ребята, вы в курсе, что у нас на площади Свободы, там сейчас прорусский митинг идет? Стоят. Русский мир, лагерь”. Мы сразу туда — что происходит?
Стоит группа людей. Кстати, Гиркин. Мы его тогда первый раз увидели. Ходил как координатор этой всей тусовки. Мы смотрим — там много знакомых. И в этой тусовке, в этой группе людей вообще не видим ни одного херсонца. Ни одного. Наша группа подходит:
— Ребята, а вы с какого района?
— С Херсона.
— С Херсона-то с Херсона. А с какого района?
Вместо ответа полетели камни, с какого района.
Херсон тогда как раз и показал, что Херсон — это Украина.
Мы приехали утром, как раз собрались полчаса. И через два часа вся площадь Свободы была заполнена реальными жителями Херсона, которые просто своим количеством этих…
Я уверен, это были привезенные из Крыма, может быть, с Одессы, но я думаю, из Крыма — по говору. В Крыму же мы тоже… три года я прожил в Крыму. Отличается говор Херсона и говор крымчан. Вроде как и недалеко, но есть разница.
Собрались жители Херсона. И эта небольшая группа людей, до ста человек… Это было интересно. Они, пятившись, и реально им тогда уже стало страшно, что они здесь лишние, они просто ушли. Автобусы стояли за домом. Попрятали свои автобусы. Их хотели, конечно, так сделать… Тогда милиция защитила их — уехали.
И после этого в Херсоне больше никогда не было.
<…> Стрелков-Гиркин какое-то интервью давал, как раз про этот день рассказывал. “Я тогда понял, — говорит Гиркин, — что Херсон для нас потерян навсегда”».
«Когда началась активная фаза войны вот сейчас, было несколько звонков от родственников с Крыма. И посыл этих звонков был такой: ну, вот вы скоро тоже станете частью нашей великой страны. На вопрос “назовите хотя бы три пункта величия”, ответ был: “А, ну ладно, вы еще пока забендеренные… ну, скоро вас ФСБ перевоспитает”. И это было сказано прямым текстом родственниками. Скоро вас перевоспитают. Эти все перевоспитания — в лучшем случае это на подвале провести. А в худшем — тебя выводят и заставляют копать себе могилу. Такое вот воспитание. Потом назад ведут. Слава Богу, я этого не пережил — мы хорошо спрятались на острове. Нас не нашли. Но наших знакомых нашли. Некоторых мы больше не увидим никогда. Их застрелили. Кто-то испугался и сказал: все-все-все, тихонечко… я больше не буду…»
«Чисто абсолютно частные лица. <...> собралась группа наших единомышленников. Мы приехали группой, но как частные лица. Ни к какой организации мы так и не примкнули. Мы остались своей группой на Майдане, и действовали на Майдане, как сами решим. Нам никто не давал команды».
Борис Дмитрович Княжинський, старший із братів-близнюків, народився у Херсоні 16 червня 1978 року. У 1991–1993 роках, після закінчення херсонської середньої школи № 30, навчався у Фізико-математичному ліцеї (нині Херсонський фізико-технічний ліцей). Потім вступив до Херсонського державного технічного університету на спеціальність «Комп’ютеризовані системи управління та автоматики», який закінчив 1998 року. По завершенні університету працював на авіабудівному заводі «Авіапро», де пройшов кар’єрний шлях від робочого до керівника виробництва. 2004 року разом із братом Юрієм створив міську громадську організацію «Херсонщина-Пора», яка проіснувала до 2007 року, і зосередився на протистоянні корумпованим суддям. 2013–2014 року брав участь у Революції гідності в Києві та проукраїнських акціях у Херсоні. З початку повномасштабного вторгнення Російської Федерації в Україну до 11 листопада 2022 року був в окупації. Уникаючи арешту, протягом восьми місяців переховувався від ФСБ Росії на безлюдному острові. З 2006 року і до сьогодні є офіційним реєстратором доменних імен інтернету.
