Arif Yunus

«Тем более, мы с Лейлой историки. И мы постоянно сталкивались с теми проблемами, о которых многие советские люди не были в курсе. Потому что, что такое историк в национальных странах? Это значит, ты не можешь заниматься историей своего народа. Еще один момент. Я был в отделе этногенеза, который занимался происхождением народа. И выяснялось, что, во-первых, все надо было делать на русском языке, особенно, когда пишешь об острых проблемах. На родном языке ты можешь писать про историю компартии или расхваливать Советский Союз. А древнее время и средневековье — только на русском. Прежде, чем издавать, Москва давала разрешение. Диссертация тоже там утверждалась. Мы всегда этот момент чувствовали. Или работаешь в архиве — ты обязательно сталкиваешься с контролем на разных уровнях. Хочешь работать в архиве — ты должен получить разрешение. В каждом учреждении, особенно в нашей Академии наук, были так называемые «особые отделы» — это КГБ. Особый отдел в Академии давал разрешение, потом Особый отдел в Москве. Потом ты получаешь разрешение и едешь в архив, там снова тебя проверяют. Хочешь или не хочешь, а возникали мысли: а зачем все это? Почему я должен добывать материалы по истории своего народа таким путем. И не все, кстати, давали разрешения. Когда ты имеешь доступ в спецхран, возникает масса вопросов. Я видел разницу между официальной историей своего народа — декларированной, и реальной. Я даже знал, что советская история полностью искажена. Она, кстати говоря, в России и сейчас искажается. Многое из того, что мы смотрели в фильмах, читали — это все была откровенная ложь. И я это, как историк, как военный историк, специалист по войнам — я это прекрасно знал».

«Я, чтобы изучить погромы в Армении, опросил 928 беженцев. И не просто опросил. Причем, тогда не было компьютеров, писал от руки, у меня мозоль образовалась на пальце. Потом эти материалы я отправил в Генпрокуратуру СССР. На основе этого в Москве открыли 26 уголовных дел по фактам убийств азербайджанцев в Армении. То же самое я делал по фактам погромов в Азербайджане. Естественно, обе стороны были недовольны мною, потому что, если бы я, как азербайджанец писал только о погромах в Армении в отношении азербайджанцев — меня бы сделали героем в Азербайджане. Но я писал и о погромах в отношении армян. То есть я нарушал табу, когда нельзя писать о своем народе плохо во время войны. Нельзя. Ты становишься врагом. Тогда меня, кстати, впервые стали называть армянским шпионом, врагом народа. Но я и тогда говорил, и всегда говорил, что в Карабахском конфликте нет правых, обе стороны имеют руки по локоть в крови. Есть кровь и с этой стороны, и с той стороны. Моя задача была освящать».